Что творится в доме престарелых — NN.

(Исповедь волонтёра, или О сроках тьмы).

Мы, православные волонтёры, до глубины души возмущены тем вопиющим безобразием, которое 21 августа 2010 г. учинили на территории ВОГЦ (это Воронежский областной геронтологический центр, т.е. дом престарелых) сотрудники этого учреждения по беззаконному распоряжению директора Синицыной О.Е. Это грубое бесчинство было направлено против волонтёров, но — что особо печально для нас — в не меньшей степени были задеты, унижены, оскорблены всем случившимся проживающие ВОГЦ, которых мы, волонтёры, пришли проведать после долгой нашей с ними разлуки. Мы спешили порадоваться возобновлению общения в любви, попеть песни, сделать скромные подарочки. Этой возможности мы были лишены после беззаконного запрета на наши посещения, данного Синицыной, который последовал после нашего поздравления проживающих с Днём Победы. Репрессиям в этой связи подверглись и сотрудники (подробности — в предшествующих материалах). Люди соскучились, мы — тоже. Казалось — ничто не предвещало грозы. И вдруг — этот кошмар 21 августа, для описания которого просто нет слов!

Хотя — и слов уже сказано немало, и бумаги исписано ещё больше, и видеоматериалы в интерненте есть — а воз и ныне там. Вернее: чем дальше в лес — тем больше дров. И сигналы идут от сотрудников, проживающих и их родственников. Беспредел нарастает в геометрической прогрессии, достигает чудовищных, фантасмагорических форм. Да и только ли в ВОГЦ? Пройдя полосу бесконечных разбирательств в разных инстанциях, вплоть до высших государственных, мы оказались в условиях эксперимента, теста на справедливость: а чем всё это кончится в нашем Отечестве? Есть ли ещё правда на земле, вернее — в ведомственной её «сфере»? Неужели утратили за частоколом отписок, циркуляров, формальностей и проч. единственное сокровище — душу человечью, взыскующую милосердия и любви? Почему беззаконники и негодяи торжествуют и отравляют жизнь беззащитных и немощных? Что это за держава, где процветают столь вопиющие дикости? В нашем случае — «молчанием предаётся Бог» - т.е. страждущий от беспредела немощный брат. Так что отступать нам некуда. Терять - тоже нечего.

Стоит напомнить: дом престарелых — это государство в государстве, и многое из того, что творится там, сильно похоже на то, что творится вокруг него, т.е. везде.

Потом — зачем бы нам всё это, если б мы не знали точно, что справедливость на нашей стороне! Знают это и те, кто препятствует её торжеству. Вопрос только в том, когда этот «срок тьмы минет». Что-то уж очень сгустились потёмки в нашей России. Но рассвет — наступит. Дело лишь — в «сроках».

Заметим: постепенно укрупняется «план» нашего повествования, по логике самой жизни. Взамен панорамного, общего обзора в поле зрения уже оказались более частные, конкретные события. Но — когда же наконец финал? Ответ один — только при новом руководстве. Принцип «и волки сыты, и овцы целы» тут немыслим. Давно пора защитить овец, а волка — отдать на суд Божий. Это если суд человечь не совершится своевременно. Иначе — волчья стая пожрёт и всех нас тоже. И так уж многим досталось. Вот только б не променять шило на мыло, волка — на медведя. Законодательная и ведомственная сторона у нас тут совсем никуда.

Итак, крупный план. Наберёмся терпения: повествование не из лёгких. Такова жизнь. Всё случившееся 21 августа заняло не более полутора часов, но этому предшествовали некоторые небезынтересные события.

Где-то за неделю до этого, после долгого перерыва, вызванного гонением, мне позвонила зам.директора Литовкина Н.Н. со странным предложением: перевезти (ко мне домой?) шкафы с церковной утварью. Бред какой-то... Зная их коварство, я заподозрила очередную ловушку: ведь «шкафы» уже использовались однажды с этой целью (см. ранние материалы). Понятно: нас хотели сбросить со счетов, лишить возможности купать лежачих (в шкафах было всё для этого). Предложение мы отвергли. Далее я узнала, что руководство ВОГЦ расторгло договор о сотрудничестве с Воронежской епархией, согласно которому мы действовали в стенах ВОГЦ. В епархии они нас оклеветали (тут они мастера) и, с целью поставить мне заслон, по отработанной их методе, на основании заявления Синицыной, объявили меня психбольной и социально опасной (но и тут накладочка: для посещения на общих основаниях даже это не могло стать запретом...)

И вот теперь Литовкина от лица Синицыной предлагала мне заключить договор на их условиях. Я поставила свои условия: разобраться с тем, что они натворили против меня в психушке (см. предшествующие материалы), ведь меня обесчестили, испортили мне биографию, репутацию (это наказуемо в судебном порядке), и оставаться с этим клеймом на всю жизнь я не желаю. К тому же и сами они и на этот раз могут использовать это против меня. (Это было моей уступкой им, поскольку это мой личный вопрос, я давала им шанс окончить дело полюбовно, без суда). В случае отказа я вынуждена буду подать на них в суд, т.к. имеет место использование психиатрии в немедицинских целях, нарушение прав и свобод человека. И главное: я потребовала от Синицыной и психиатра Мазуриной Л.Н. прекратить подобные преступления против человека и в отношении проживающих ВОГЦ, т.е. прекратить использовать психиатрию как средство шантажа и террора. После того, что сотворили они со мной, я считаю долгом милосердия защитить от этого чудовищного преступления также и проживающих. Она молчала. (Зато после сказала, что ничего в психушке со мной не было, я всё лгу, и вообще - «У нас всё по закону» - их любимая фразочка. Да!!! Тут слов нет... Зато вещдоки — есть, и немало).

И второе наше условие: восстановление прежнего договора с епархией, поскольку он расторгнут по их инициативе и на основании их же, дирекции, клеветы. Мы — волонтёры православные, должны быть под крылом церкви. «Сами заварили кашу — сами и расхлёбывайте» - говорю. Она наотрез отказалась, но от лица директора предложила мне заключить новый договор, не предусматривающий купаний лежачих: «Мы, мол, в этом не нуждаемся». Опять ложь! Текучесть кадров в ВОГЦ страшная, бегут лучшие работники, из II корпуса за месяц ушло 8 человек, осталось 3 сестры и 3 санитарки. Тут не до купаний. И это в жару... Нам же предложили... «мести территорию, ухаживать за садом, гнилые яблоки собирать». Вот так номер! Нас хотят использовать как бесплатную рабсилу, примерно как психохроников — Шишкина Сергея, например? Нет уж, мы — волонтёры-миссионеры, наше дело — общение с людьми. А у них есть соответствующие должности и ставки, кто-то получает деньги, делать их работу мы не собираемся.

Словом, нас хотят держать подальше от людей и поближе к забору — закрепостить, изолировать. Хорошая схема деспотического режима: бесправные проживающие, бесправные сотрудники, бесправные, под их властью, волонтёры. Все должны стать жертвами их ненасытного властолюбия! Я наотрез отказываюсь от этого эксплуататорского договора, говорю, что мы рано или поздно вернёмся, но для полномасштабной деятельности, и не как подсобные рабочие директора. Продолжать разговор Литовкина не стала, на звонки больше не отвечала.

Волонтёры были в шоке: ничего себе — яблоки им собирать — это пусть мормоны делают (был такой чудной случай в прошлом году).

Впрочем, кое-что в их поведении понятно: мы, похоже, всё же «достучались» (ведь куда только не писали!), но — каково им нам уступать! Столько сил брошено против нас, столько интриг, клеветы, подтасовок, провокаций — и всё прахом! И начинаются ужимки и прыжки. Как в басне Крылова «Волк на псарне»: «Забудем прошлое, уставим общий лад». Вот и получается: одной рукой предлагают, другой отнимают, да ещё и мордобоем грозят — и всё только по вине директора, по её распоряжению...

Но это будет потом. А пока — мы ликовали: лёд тронулся! Сами пошли навстречу! Но радовались мы рано. Беспредел так просто не отступает ни на шаг...

Но в том разговоре с Литовкиной нерешённым остался один вопрос: можем ли мы теперь рассчитывать на отмену беззаконного запрета на посещение ВОГЦ? Можем ли спокойно пользоваться нашим законным правом? 18 августа ни Литовкина, ни Воронцова на звонки ни разу не ответили. А с Синицыной мне говорить и вовсе неохота: до сих пор стоят в ушах её крики и визги. А так хотелось встретиться с проживающими, дать маленький концерт! Тогда звоню в департамент труда. Белов С.Г. занят, излагаю ситуацию секретарю, она предложила позвонить Мещерякову Д.В. Он согласился, что мы можем пока посещать ВОГЦ «на общих основаниях», и положил трубку не попрощавшись. (Не секрет, что департамент труда всегда выгораживал сотрудников ВОГЦ...) Далее звоню первому зам.директора ВОГЦ Колтовскому А.А., его нет на месте, передали мою просьбу через бухгалтера. Она же сообщила Синицыной, так что та была в курсе. Звоню вторично. Колтовской тоже в курсе, дал добро, разрешил прийти, попеть в столовой, пройти по лежачим, сделать подарочки. «Если это на пользу проживающим — почему бы и нет? Приезжайте», был ответ. Я: «Надеюсь, нас не развернут, не выпрут, не отправят в психушку?» «Нет». «Но ведь был же запрет?» Он: «Я этого запрета не давал». Я: «Оставляю это на Вашей совести».

В понедельник Колтовской откажется ещё раз. Что ж, им всем — что высморкаться: оболгать других, выгородить себя... Но есть ещё два свидетеля: бухгалтер и директор — что скажут они?.. Но это будет потом. А пока — договорённость достигнута обычным, всегда достаточным способом.

Мы снова ликовали: наконец-то! С нами радовались и те, кто болеет за нашу команду. Решили запастись терпением, а пока — стали готовиться к встрече с друзьями. Мы спешили: другого случая могло не быть.

Шёл Успенский пост — пост милосердия, потому угощения были скромными (хоть и не постными), песни — серьёзными, глубокими, почти молитвенными.

Замысел был прост: мы хотели устроить акцию под названием «Новое рождение» (есть у нас намерение возобновить миссионерско-благотворительные поездки по психоинтернатам области. Одна из таких акций называлась «Общий день рождения», наш концерт стал своего рода репетицией этого).

Но почему в столовой? С давних пор в ВОГЦ существует традиция концертов, поздравлений именно в столовой, поближе к выходу. В праздники (на Пасху, Рождество, Преображение, Медовый Спас, День Победы и т.д.) здесь же раздавали святыню или подарки. Всё делалось с учётом санитарно-гигиенических норм, иногда — работниками столовой. Создавалась тёплая обстановка, атмосфера «голубого огонька». Подарки давали всем, отказывались лишь больные да пара сектантов. Успех был гарантирован. Но на этот раз сработал чей-то ещё замысел...

Мы подготовили программу, утром купили рулетики, воздушные шарики и отправились в надежде. Объятья, поцелуи с проживающими начались ещё по дороге, прямо через окно машины. Заехали на территорию и прошли в корпус спокойно. Это почти чудо, что меня никто не заметил... Иначе сработал бы прежний запрет, который, как выяснилось, несмотря ни на какие их переговоры, никто не отменял. (Была ли тут ещё одна «ловушка» - я не знаю...) И кто же виноват в случившемся? Виноват произвол директора. Почему ей всё проходит безнаказанно? Уютно уселась она в своём кресле... И почему в одной из приёмных мне было сказано, что на уровне областных инстанций нашего вопроса не решить?.. Но и Москва, однако ж, тоже не посодействовала? Пока — негодяи у власти портят жизнь другим людям...

Простите, но у меня всегда было ощущение, что вся административная система ВОГЦ - это «область тёмная», какой-то иллюзорный, ложный мир, повреждённый глубокой шизофренией. Тут всё за пределами здравого смысла, на грани бреда. Может, потому там так злоупотребляют психушкой - «с больной головы на здоровую», род параноидальной проекции. Однако свой рот там знают — тут они умные. Никогда ещё воровство, взятки так не процветали в ВОГЦ... Трагифарс какой-то...

И мир этот страшный. Когда начинаешь рассказывать то, что случилось в субботу, остаётся ощущение ужаса и тоски. Осмыслить этот «процесс» (без Кафки) непросто. Ясно одно: виновата Синицына, её идиотское запрещение.

Однако ж продолжим. После изгнания из храма, закрытия гера (подсобки) мы остались без помещения, а потому перед концертом расположились в зимнем саду (холле). Готовимся, репетируем. Подходит женщина, представилась как дежурный администратор. Вот уж не ожидали! (Таковых давно не было в ВОГЦ даже по праздникам, не то что по субботам). Усомнилась в качестве продукта. Пыталась отказать на том основании, что есть, мол, больные (хорошая логика — ради нескольких больных отказать всем... Бред... Вернее — провокация). Начинаются расспросы: кто и почему меня пустил, с кем, о чём, когда договорились и проч. Требует документ из департамента с подписью и печатью на право посещения (стоило бы и у неё документик спросить, ведь она даже не представилась по имени). «Помилуйте, - говорю, - когда это на право посещения требовался документ из областного департамента? У вас же не психоинтернат! Так меня даже туда без особых документов пускали!» Она: «Я не хочу лишиться работы» (?) Требует документ от Колтовского тоже с подписью и печатью. Требует, чтоб я звонила кому-то, в том числе и Синицыной. Я отказываюсь. Она звонит сама...

По логике вещей — ну зачем нам врать? Зачем сводить на нет наметившееся хоть слабое, но потепление? И их поведение остаётся непонятным: ведь сами же (пусть под давлением сверху) пошли нам навстречу... Абсурд. Но такова логика беспредела: попирать законное, беззаконному придавать вид законного, а в крайних его формах — становиться в позоицию гоголевских держиморд...

Но абсурд продолжается. Звонки, расспросы. Нам пытаются запретить выступать и в столовой, и в зимнем саду. Наконец разрешение дано: пропеть в дверях столовой. Соглашаемся. Начинается торг: сколько песен, какие, как долго и проч. Требует от меня говорить поменьше (тьма боится света — слову любви спешат закрыть рот). Договорились. Собираемся.

Вдруг появляется охранник. Опять запрещает выступать. Я возражаю. Он настаивает. Ссылаюсь на достигнутые договорённости. Он против. Я беру коробки и быстро иду в столовую. Он за мной. Что-то кричит вслед. Но я успеваяю войти...

А сзади — администратор и охранник отталкивают волонтёров, встают стеной между мной и ими, и со словами: «Нет, вы не войдёте в столовую», - отрезают им путь, пытаются физически их остановить. Таким образом, я остаюсь с людьми один на один в дверях.

Простите, но несмотря на этот бедлам за спиной, я испытала тогда мгновение счастья. Это было чудо — победа любви. Увидев меня, люди дружно загудели, кто-то стал аплодировать, на лицах у кого радость, у кого слёзы — все оттенки счастья. Я радостно приветствую их, успеваю сказать о победе добра, о нерушимости нашей любви, о том, что «сгоряча ложь побеждает и временно торжествует. Но срок тьмы минет, и наступает неудержимый рассвет» (Это слова А.В. Карташева). Снова бурная реакция в зале. В это время появляется администратор и пытается отстранить меня, не даёт сделать объявление. Прерывает. Останавливает. Говорит, что концерт будет в беседке. Народ возмущён: «Там собаки гадят, лучше у фонтана». Она вынуждена согласиться. Охранник исчез.

Выходим на улицу. В дверях главного корпуса — вахтёр и администраторша. Обед продолжается, но людей у фонтана уже немало. Общаемся с друзьями по-прежнему: объятия, слёзы, шутки, поцелуи... «Бойцы вспоминают минувшие дни...» Кое-кто, правда, испугался, прошмыгнул мимо. Это отчасти понятно: люди запуганы, боятся оказаться в психушке или даже в психоинтернате... Но никакие провокации сотрудников не могут омрачить нашей детской радости. Вот и Алёшенька — Божий человечек, на своей коляске. Подарили ему шарик. Сколько их всех! Во время разлуки наши добрые друзья звонили, сочувствовали, ждали, звали, передавали приветы, но верили, что увидимся. Наконец-то! Но — как...

Нашим девчатам понадобились вещи, оставленные во втором корпусе. Вахтёр пробует нас не пустить, после кричит вслед: «Убирайся отсюда за территорию, я не хочу из-за вас лишаться работы», «Но это наше законное право». «Для нас закон — приказ директора. Хватит с нас Дня Победы». (До чего же глупа эта тоталитарная система: российские законы тут не действуют, директор — главный законотворец...)

Возвращаемся к фонтану. В дверях главного корпуса появляется крупная женщина в форме охраны с грубыми мужеподобными замашками и таким же голосом. Имя своё она в резкой форме назвать отказалась, так что — за неимением имени собственного придётся назвать её нарицательным: вохра, держиморда. Она встаёт в дверях и начинает орать: «А ну пошли вон отсюдова!» Грубит, тыкает, демонстративно хамит, сыплет оскорблениями в мой адрес — словом, поведение явно провоцирующее.Но — кто её спровоцировал? Ясно ведь кто...

Орёт: «Как вы прошли на территорию? Через чёрный ход, небось, пролезли? Я ввам!» - это самые невинные из её словечек. Снова пытаемся говорить о своём законном праве на посещения. «Какое ещё право, мне закон — приказ директора. Я что — работы из-за тебя лишиться должна?!» Ну и ну! Зомбирование какое-то всеобщее...

За нас вступаются проживающие, пытаются её урезонить, пристыдить. Многие взволнованы, чуть не плачут. Она орёт: «Я тте ща дам — ОМОН вызову, МЧС, МВД, ФБР, ГБР. Знаешь, что такое ГБР — они тте ттак накрутят!!» (Эту манеру — стращать аббревиатурами — я помню... Обл.департамент труда... Некто Клеймёнова... (см. первый материал) Система сверху донизу...) Тогда я говорю: вызывайте, и мы составим протокол о Вашем поведении. Ребята, вызывайте милицию.» Она орёт: «Я тте щаа вызову, я тте вызову!» После этого нас аббревиатурами не пугали.

Тем временем девчата раздают рулетики, шарики, ребята настраивают гитары, словом — пытаемся держаться. Но в шоке все: «Это ужас...» «И за что такое?» И всё равно — молодцы наши! Некоторые волонтёры пытаются вступить с этой особой в переговоры с тем, чтобы пройти с подарками и песнями по лежачим. Она ответила, что получен приказ директора: «Гнать всех под чистую».

Проживающие стали расходиться, но осталось ещё немало. Я предлагаю всем удалиться вместе с нами за территорию. Ор и оскорбления в мой адрес не прекращаются. Предлагаю людям написать протест против изгнания волонтёров. За неимением бумаги, беру текст одной из песен, это «Союз друзей» Окуджавы: «Поднявший меч на наш союз достоин будет худшей кары».

Вдруг эта вохра пошла на нас, продолжая во всё горло браниться и угрожать. Когда она стала приступать к нам, то дорогие наши бабушки и дедушки — кто с палочкой, кто на коляске — стали вступаться за нас и дружно встали вокруг нас: «Не тронь Божьих людей!» Родные мои, хорошие, добрые, наивные, как дети! Дорогие россияне, не говорите после этого, что добрых людей не осталось! Есть, есть ещё добро в России, стоит только воззвать к душам человечьим — на то и миссия милосердия. Даже среди этого рёва, гвалта, насилия — отозвались сердца этих немощных, беззащитных пожилых людей! От души мы им всем благодарны! Спасибо, спасибо им огромное! И да поможет им всем Бог!

Тем временем сбор подписей в разгаре: их собрали не менее 12-ти (прилагаются). Вдруг появляется администраторша (до этого её не было видно) и начинает тоже орать на меня: «Почему вы не поёте?» Я: «Вы что, не видите, что творится?» Она: «Ты слишком много разговариваешь! Пойте скорее! Пойте — и уходите!»

Мы спешим исполнить разрешение. Готовимся. В дверях главного корпуса — вахтёр, администраторша и вохра. Их цель — не пустить нас в корпус к лежачим.

Концерт начинается. Все мои слова приветствия, изъявления радости и любви, уверенности в победе добра и света прерываются комментариями со стороны двери: «Хорош!» «Быстрее!» «Не сметь!» «Кончай, уже три песни спели!» Словом, цензура ещё та...

Но нам это почти не мешает. Все радуются, что дождались... Наше выступление становится совместным. Бабушка с палочкой поёт с нами песни Окуджавы, остальные подпевают припев. Под ту же песню «Союз друзей» берёмся за руки, припев поём все вместе. Вспоминаем нашу последнюю встречу — День Победы. Говорю им, что все они — наша семья, наша малая церковь — и верующие, и неверующие. «Да, да, да!» - радостно соглашаются кругом. «Душа по природе — христианка». «Да!» - радуются, как дети. Со стороны двери кричит администратор: «Вам осталось 10 минут». Последние слова: «Мы желаем счастья вам» снова поём вместе, взявшись за руки, подняв их вверх... Как салют, хлопают шарики. В самом конце - «За победу любви!» - кричим все вместе троекратное «Ура!» Те же ругательства со стороны двери... Но люди аплодируют, благодарят, приглашают ещё. Все растроганы, но те, что у двери — ничуть.

Вохра опять орёт, начинает нас теснить, гонит, торопит. Но во втором корпусе ещё остались наши вещи. Идём туда, она — с ругательствами - за нами следом, пробует не пустить. «Верните наши вещи!» «Пшла вон отсюда!» «Обокрасть нас напоследок хотите» - говорю ей. «А ну не смей заходить!» Мы её опережаем. Нам вслед ругается вахтёрша второго корпуса. Выходим. Брань в наш адрес продолжается. (Матов, правда, не было, но что толку: есть брань похлеще матов...) Встают в дверях уже второго корпуса вохра и вахтёр.

Я пытаюсь передать угощение бабушке, которая увидела меня в окно. Не получается. Что мне остаётся делать? Я лезу в окно и там раздаю угощение в палате. Мы целуемся, обнимаемся. Скажете, глупо? Не жалею. Хоть это, конечно, рыцарски-старомодно теперь — лазить в окна к любимым. Романтика прошлого... Ну что ж... Выхожу через дверь мимо вохры. Она всячески изгиляется на тему: «Ничего себе, верующая!» И ещё «Спекулянтка!»

Нерозданными остаются подарки. Девчонки пробуют добиться позволения пройти по лежачим. Куда там... Отдаём оставшиеся коробки для раздачи медсестре. Однако ж, ведь не ради угощения только хотелось нам пройти по лежачим. Мы спешили увидеть, порадовать, попеть для тех, кто мало чего видит и слышит, кто всегда рад нам как никто.

Нас торопят, бранят. Идём к воротам. Говорю ей совсем тихо: «Как Вы не понимаете, Вы же угли огненные на свою голову собираете». Уходим. За нами следом — она, наш «почётный конвоир». Навстречу — проживающие. «Что так рано уходите?» (Привыкли, что я по субботам там с 6 утра до 10 вечера). Киваю назад, смеясь отвечаю: «Не видите что ль, гонят нас, под конвоем ведут?» Оценили шутку, удивлены, понимающе кивают. По дороге договариваемся с волонтёрами пойти к губернатору. Все соглашаются. За мной осталось — изложить случившееся, что я и сделала.

И дальше молча мы пошли... Расстались у ворот с конвоем...

Так закончился этот необычный концерт... Увы, лишь малую часть наших друзей из ВОГЦ увидели мы на нём... Но, слава Богу, «обошлось, что называется, без кровопролития».

Надо сказать, что наши волонтёры (а среди них было двое новоначальных) хоть и дрогнули было вначале, но всё же — устояли, держались достойно. (О себе не говорю: мне пришлось принимать удар на себя). Словом — хорошее боевое крещение для ребят (но лучше б его не было).

Можно говорить, что ситуация с волонтёрством внушает надежду. В одном из посланий на имя руководителей государства я написала, что «волонтёрство должно получить общественную и государственную поддержку». И каково же было моё удивление, когда сам Президент вдруг сказал однажды почти то же самое: «Волонтёрство должно получить государственную поддержку»! Неважно, цитировал ли он меня (что маловероятно), или это его личное мнение (что гораздо верней), важно то, что мы с ним мыслим в унисон. Вы, Дмитрий Анатольевич, обеспечивайте государственную поддержку волонтёрства, а мы будем обеспечивать общественную. Будем действовать заодно. Вопрос назрел, и теперь это — один из жизненных вопросов России. Без миссии любви, без добровольной активности граждан на этом поприще нам грозит погибель как нации, как цивилизованной стране. А потому — ура волонтёрам! Вливайтесь в наши ряды, россияне, создавайте свои собственные, и пусть они крепчают! Жатвы много. Бог в помощь!

Но — чтоб воссияла свеча волонтёрства, чистого, икреннего служения милосердия, надо разогнать тучи беспредела, беззакония, фарисейского лицемерия. Эта тьма не сдаётся так просто. Но мы видели, что любовь побеждает и там, где бессильны разные гос.структуры и ведомства. Но... какой позор для России, что они всё ещё бессильны...

Несколько слов о профессиональном долге. Наблюдая за поведением сотрудников, мы не раз имели случай убедиться, что люди были обречены на то, чтоб творить беззаконие под угрозой изгнания с работы. Они, должно быть, не понимали, какую дурацкую роль их заставили играть! Вопрос профессионализма, должностных обязанностей тут если и должен быть поставлен, то с большой осторожностью, а при кадровой политике Синицыной — тем более. Но даже и в самой «подставной» ситуации можно вести себя по-разному, как и в нашем случае это было. Хотя в рамках приличия не оказался, увы, никто. Есть смысл напомнить о культуре поведения, корректности, порядочности. Но не стоит забывать, что дом престарелых — это «государство в государстве», что рыба гниёт с головы, и не надо всё валить на стрелочника, если он, строго говоря, и виноват в смысле долга и нравственных качеств. Его спровоцировали. Ответить должен директор. Пока мордобой не состоялся. Что дальше?

Рассказывать о звонке в понедельник Литовкиной ко мне, об их подтасовках, отказах, лжи долго не стану. Понятно, что обвинить им хотелось нас... Опять: унтер-офицерская вдова сама себя высекла... Но все придирки оказались липовыми, сочинёнными впопыхах, а потому обороняться особо не пришлось, несмотря на все их козни и даже попытки Натальи Николаевны бросить трубку — прервать разговор, начатый ей самой. Их номер не прошёл. (Впрочем, может, со временем придумают что-нибудь новенькое: по этой части они мастера, как мы видели уже). И всё то же их лжесвидетельство: «У нас всё по закону...» Ну, об этом судите сами... «Шито-крыто» ещё не значит, что по закону, даже если «закон что дышло».

Словом, комментарии излишни. В каком-то смысле комментарии опередили повествование. В который раз уже я пишу это для того, чтоб Россия узнала, что же творится в этом «государстве в миниатюре» - доме престарелых, чтоб люди сами задались вопросом: почему это возможно, почему это творится и прогрессирует до сих пор и доколе ещё будет твориться и прогрессировать? Сколько ещё продержится этот дикий, грубо деспотический режим Синицыной-Воронцовой и ихже с ними? Хватит комментариев, слов, писанины. Пора поступить согласно дедушке Крылову:

«Там речей не тратить по-пустому,

Где нужно власть употребить».

Мы, волонтёры, не можем быть уверены в своей безопасности на территории ВОГЦ. Против нас совершаются беззакония, вокруг нас провоцируются конфликтные ситуации сотрудниками во главе с директором Синицыной О.Е. Пожилые, заслуженные люди нуждаются в наших помощи и внимании, но мы не можем осуществлять своё служение любви, в котором нуждаются проживающие, при таком отношении дирекции. Мы вступаемся также и за тех ставших близкими нам людей старшего поколения, которые страдают от бесчинств и злоупотреблений руководства. Но — увы нашей державе — пока это глас вопиющего в пустыне...

P.S. Грозный сигнал: очередной пожар в доме престарелых в Вышнем Волочке... В качестве одной из причин названа и там «психологическая обстановка»... Гром грянул... Пора и перекреститься — обратить внимание на ту же проблему и в ВОГЦ, чтоб не пришлось махать кулаками после драки, в очередной раз — принимать меры на пепелище... А проблем — много, и все могут стать «причинами»...